Возвращение на круги своя  

Я иду по июльскому полуденному городу в никуда – ибо идти особо некуда, да и куда можно идти по летнему городу в такой час?.. Надо просто убить это, виснущее на тебе как липкая паутина, время. Надо не дать непереносимому чувству одиночества, зарождающемуся где-то под сердцем, завладеть тобой полностью. Иначе вся жизнь станет дорогой в никуда и самый июльский полдень покажется чужим и холодным…

Городской сквер. Воздух здесь похож на расплавленное стекло, в котором покачиваются едва заметно зелёные пластинки листьев. Лишь мерный плеск фонтана нарушает столь непривычную для центра города тишину. Иду через сквер мимо фонтана – как во сне. И - как из далекого волшебного сна - слышу окрик за спиной: "Наденька!". Вздрагиваю непроизвольно. Этот окрик не имеет ко мне никакого отношения. Не может иметь! И так же непроизвольно оборачиваюсь.

У фонтана стоит парень. Старлей МВД. Не может быть! Стоит ко мне спиной. Вижу только его широкие плечи и темный жесткий ёжик волос. Не может быть! Сердце предательски начинает гонку по просторам чувств и воспоминаний. Не может быть! К старлею бежит девчонка, хрупкая и светлая как луч солнца. Её он, конечно, окликал, не меня... Видишь, не может быть и не есть! С разбегу бросается ему на шею, обнимает крепко, что-то быстро и восторженно говорит. Не слышу слов, но вижу её радостное лицо, движения губ и то, как старлей кивает в ответ. Они стоят, окутанные радугой брызг фонтана, о которые разбиваются солнечные блики. Безоблачно-юные и счастливые, как небо над головой. Как же давно это было…

Уже около четырех утра. Догорающий костер лениво дарит мне свои прощальные искры. В эту ночь он многое слышал – о войне, о жизни, о любви и ненависти и видел, как люди, потерявшие всё и даже больше, успели сродниться душой за несколько часов, песен, фраз. Но гитарные аккорды и голоса отзвучали. Все потихоньку расходятся, молча, будто стесняясь рассвета и сказанного. А я не хочу уходить. Всегда любила догорающие костры. Когда смотрю на умирающий огонь, у меня появляется странное чувство – щемящее и необыкновенно легкое, как полёт чайки или шелест дождя по стеклу, только сильнее.

Напротив сидит парень. Старлей МВД. Широкие плечи, темный жесткий ежик волос. И ещё – глаза. Недобрые, серо-стальные, грустные. Полные боли, злобы и горечи войны. Он почти ничего не сказал сегодня, но молчание это стоит сотни слов. Мы остались вдвоём. Старлей задумался, глядя в огонь. Что видит он там? Горящие посёлки? Горящие БТРы? Горящих друзей? "Сердце, опалённое войной" – страшная романтика действительности. И я не могу избавиться от ощущения – я тоже перед ним виновата. Отблеск костра ложится на его лицо, и я говорю почти шепотом: "Лерик, эх, если б я могла что-нибудь сделать для тебя!.." Он молча подходит, поднимает меня, прижимает к груди: "Надюхин!.." Мы неотрывно смотрим друг на друга. И мне становится жутко от этого взгляда. Я понимаю: это – начало. Начало конца.

Нет, Валерка не стал ломать мою жизнь. Вместо этого сгубил свою. Увидел мой испуг и вынес себе приговор – ни на что, кроме войны, уже не годен. Ушел обратно. Контрактником. Через пару месяцев след его оборвался. Только когда услышала страшные слова "пропал без вести", поняла, что полюбила этого пацана – безудержно и отчаянно. Но было слишком поздно. Как же я ругала себя! Ну почему я не ушла с ним в лес в то утро, почему не удержала, не отговорила, не спасла? Ведь всё случилось по моей вине! Как пережила это – не могу понять до сих пор. Долго училась улыбаться его друзьям, не вздрагивать при слове "война", спокойно смотреть на людей в форме. Но июльский полуденный город всё ещё внушает мне тревогу. И вот - эта встреча. Осколок памяти крепко зацепил душу. И теперь эта рана будет болеть  долго…

Старлей у фонтана поднимает девчонку и начинает медленно кружить. Поворачивается ко мне. Открытое сияющее лицо, лучистые карие глаза. Не он. Конечно, не он. Между этим мальчишкой и Валеркой – война и вечность. Да и стрелял-то мальчишка, наверное, только на полигоне. Ну и что? Не всем же теперь в бою погибать, в конце концов! Если своя жизнь не сложилась, нечего на других беду накликать! Эта солнечная девчонка тоже мечтает о любви. Пусть хотя бы у неё всё получится.

Я все смотрю на ребят. Старлей замечает мой взгляд. Резко опускаю голову, отворачиваюсь. Прямо как воровка – краду чужое счастье, раз своего нет. Сколько говорили мне, что пора перестать себя казнить, забыть своего Леру и жить, как все люди. Но что поделать, если уже не могу – "как все", если уже не могу – "забыть"... После того, как пропала без вести Любовь, Память осталась единственной путеводной звездой в безбрежном океане бытия. Без неё – как проживу? А чужого счастья мне не надо. Что бы там ни подумал старлей, я всего лишь хотела пожелать удачи. И замечталась. Так бывает, даже если знаешь, что мечтам не сбыться…

Иду дальше в никуда – привычный маршрут. Твердо знаешь, что в конце пути никого не встретишь, и от этого на душе спокойнее. Всё же лучше так, чем… Не может быть! Голос за спиной: "Надюхин!". Видимо, сегодня праздник – "День совпадений". Кто-то меня с кем-то спутал. Да, такое случается. Но почему именно это, наше с ним, имя? Так меня называл только один человек. Не может быть! Нет сил обернуться. Чьи-то руки обхватывают меня за плечи, разворачивают. Мучительно ищу ответ на вопрос – КТО? Кто звал меня? Кто стоит сейчас передо мной, незнакомый и знакомый одновременно? Молодой старик. Исхудавший, сгорбленные плечи, следы шрамов. Потрепанная "гражданская" одежда. И ещё – глаза. Недобрые, серо-стальные, грустные. Полные боли, злобы и горечи войны. И чего-то ещё, острого и жгучего. Не может быть!

Не дав опомниться, он начинает говорить, быстро, резко, боясь, что я перебью, не дам закончить: "Надюхин! Привет! Вот удача! А я тебя искал… Я в городе всего пару дней, вот выбрался в центр – и сразу ты! А я думал, не узнаю тебя… А ты не изменилась! Нет, ты стала старше, красивее… Но все-таки я тебя узнал! А я недавно оттуда… Три почти года у боевиков… Ох, да ну их к дьяволу! Знаешь, я ведь там понял, что люблю тебя, Надюхин! Безумно люблю! С того самого утра… Только раньше этого не знал… А ещё понял – ты тоже меня любишь! Скажи, ведь так?"

Смотрит мне в лицо. Этот взгляд… Точно такой же, как и три года назад. Нет, страшнее. И все-таки может быть! Или нет? Это же – мой Лерик!!! Я столько ждала его, столько раз представляла нашу встречу. Чудесное возвращение спасённого сказочного принца. Но это реальность, не сказка. Совсем рядом – война. Оттуда приходят простые российские парни. С такими вот взглядами. И простые российские девчонки плачут по ночам. Потому что этим парням уже ничем нельзя помочь. Они выжили, но душа у них умерла. И теперь они будут сжигать все вокруг себя своей болью, злобой, ненавистью. Да, это не сказка.

"Пусти!" – мой голос звучит глухо, почти надрывно. Валерка разжимает руки, опускает голову. Он растерян, огорчен. Мне сейчас – поневоле – придется сделать то, чего не смогли сделать там за долгие годы ада. Добить пацана, которого люблю больше жизни. Сказать ему, что у нас нет будущего. Что я уже не смогу вернуть его душе мир и покой. Объяснить, что бессмысленно две сломанные судьбы умножать на два. Как сделать это так, чтобы он понял меня, чтобы поверил и простил? Нет! У меня не хватит на это сил. Слишком он дорог мне. Лучше бы нам не встречаться…

Я поворачиваюсь и бросаюсь прочь. Знаю, что он побежит следом. Знаю, что догонит и потом будет только хуже. Но думаю я лишь об одном – надо уйти от этой ситуации, от этого взгляда, от этого разговора. Если бегство – единственный выход, пусть так. Сейчас. После будет после. Может, его не будет вовсе. Повторяю про себя: "Почему? Почему? Почему?" Не вижу вокруг ничего, всё как будто исчезло, растворилось в июльском полуденном зное, остались я, Лерик и – война. В себя прихожу от столкновения с твердой горячей реальностью асфальта. Где-то рядом визг тормозов, крики, что-то ещё. Нет, больше ничего…

Открываю глаза. Белый потолок и стены. Боли нет, но все тело будто чужое. Что произошло? Постепенно восстанавливаю в памяти сегодняшний день. Жара, центр города, сквер, старлей у фонтана… Лерик… Его взгляд… Асфальт… Больница… Понятно. Сколько я тут пролежала? Стрелки на циферблате, что висит на стене, бесстрастно фиксируют - около шести часов. Надо маме позвонить, беспокоится уже, наверное. Но вставать мне, видимо, нельзя. Что же делать? Осматриваю палату. Обстановка чем-то напоминает номер "люкс". Больница МВД. Интересно, как Валерке удалось меня сюда определить? Неважно, впрочем. Зато теперь знаю адрес, хоть смогу маме объяснить, где я. Возле кровати на столике цветы и мои вещи. От кого цветы? Неужели от Лерика?.. Мои любимые – алые гладиолусы. Одиннадцать. И число мое любимое. Откуда он узнал? Или это не от него? От кого тогда?.. А вот и мой сотовый. Маме звонить надо, ответы на вопросы искать можно будет и потом, времени хватит. Протягиваю руку за телефоном и вижу листок бумаги. Незнакомый почерк.

"Надюхин, прости меня! Я только и делаю, что причиняю тебе боль. Сколько ты уже из-за меня выстрадала… Больше это не повторится, обещаю. К счастью, у тебя ничего серьезного, и здесь тебя быстро поставят на ноги. Маму твою я предупредил, она скоро будет у тебя. Не беспокойся ни о чем, выздоравливай!" Подписи нет. Лерик! Все-таки Лерик… Теперь и звонить не надо, объяснять… Стоп, как это он маму предупредил?! Где он взял номер её телефона? Читал мой ежедневник? Да там же… Там же на каждой странице - стихи, записи - о нём!!!… Ладно, поздно об этом сейчас думать, поздно.

За такими мыслями я и не заметила, как вошла мама. Она смотрит на меня с улыбкой. Я хочу обидеться – что такого приятного в том, что я лежу в больнице, да еще при таких обстоятельствах, - но мама не дает произнести это вслух. "Не надо, дочка, не говори ничего. Я всё знаю". "Как это всё знаю?" – удивляюсь я. "Валера звонил мне. Сообщил о том, что с тобой случилось. Потом приехал, привёз меня сюда. Помог придти в себя. Пока ты отдыхала, мы много разговаривали. Он мне всё рассказал о вас. Надя, подумай хорошенько, такого парня…" Не слушаю дальше. Сегодня у меня тяжелый день. Что Лерик мог такого "о нас" рассказать? Не думаю, что и правда "всё", хотя… "Я её люблю, она меня тоже, мы собираемся пожениться и жить долго и счастливо!" Мама пришла бы в восторг от такой перспективы. О моем отношении к Лерику она знает лишь в общих чертах. "Влюбилась в парня. Он уехал на войну. Пропал без вести. Не могу его забыть". О том, что было помимо "влюбилась", и почему "он уехал на войну", она и не подозревает. Долго же мне придется разъяснять все обстоятельства…

"Ну так что?" Мамины рассуждения я оставила без внимания. А теперь надо отвечать. Иначе мама, чего доброго, забеспокоится о моем здоровье. Вид у меня далеко не самый праздничный. Ну так что? На одном дыхании отвечаю: "Мам, я хочу его видеть. Как можно быстрее. Нам надо поговорить. Он не сказал, где его можно найти?" Отвечаю и сама в это не верю. Я же не хочу никакого разговора! Поэтому и в больницу попала. И вдруг вот так, ни с того, ни с сего… Мама кивает в ответ. "Да, он придёт, он знал, что ты захочешь его увидеть". "Мама…" Но она уже вышла из палаты. Это совсем сбило меня с толку. Лежу, не зная, что думать, что делать. Встречи не избежать. Поздно. Как всегда… Закрываю глаза. Надо набраться сил. Предстоящее общение не обещает быть лёгким.

Просыпаюсь от ощущения – рядом кто-то есть. У окна на кресле сидит Лерик. Как он изменился за эти несколько часов! Дело даже не в том, что сейчас на нем форма лейтенанта милиции. Сам он стал намного более сосредоточенным и напряжённым. Замечает, что я смотрю на него. Улыбается мне. В первый раз за три года. "Надюхин! Ну какая другая девушка могла пытаться попасть под машину главы ГУВД города?! А он тебя узнал. Видишь, какая у тебя симпатичная палата… Как ты?"

Молчу, вопросительно глядя на его форму и погоны. "А, это… Хотел сделать тебе сюрприз. Да вот только людей в соответствующем звании и при форме в нашем городе днем с огнем не сыщешь…"Вспоминаю встречу в сквере и смеюсь про себя – плохо искал. А ведь он и правда хотел сделать мне приятное и сейчас заметно огорчён. Что это значит, Лерик, что? "Я же под следствием… До выяснения… На работе могут и не восстановить. Ничего, пойду в охрану. Я-то проживу…" Он подходит, садится на корточки у изголовья, берёт меня за руку. "Надюхин! Я так боялся потерять тебя! Тогда бы до конца дней считал, что это произошло по моей вине, и..." Голос дрожит, он резко обрывает фразу.

Узнаю себя в этих словах. Сколько лет я считала себя виновницей его гибели!.. Три года, триста или три миллиона – кто теперь скажет?.. Лерик поднимает глаза. Так вот что изменилось в нём! То, чего я так боялась всегда; то, чему много названий, но причина одна – война; то, что постоянно стояло между нами, исчезло. Любви оказалось недостаточно там, где помог лишь страх потерять бесконечно дорогого человека. В этих глазах больше нет стальной злобы. Есть боль и надежда. Которая обязательно сбудется. "Лерик, родной!"

Только сейчас понимаю глубокий смысл ещё одного совпадения сегодняшнего дня. "Скажи, а до войны ты в каком звании был?" "Лейтенанта". "Так на тебе же "довоенная" форма! Лерик, мой Лерик!!!" Не сумев сдержать слёз, целую звёздочки на погонах. "Надюхин, я понял, из-за чего ты не осталась со мной – в то утро и после. Я был злым, бездушным эгоистом. Я не видел вокруг ничего, кроме войны, и жил каждый день - как на войне. Как же я был не прав! Теперь я буду с тобой, со всеми, таким, каким был до войны. Это тяжело, но я справлюсь, вот увидишь! Больше тебе не надо бояться меня…"

Да, больше я не буду бояться тебя, твоего взгляда. Взгляда человека, ставшего старше на испытание. Но не сломленного, не сломавшегося, сумевшего сохранить в себе главное – способную к состраданию душу. И мы будем жить. Потому что жизнь, что бы там ни говорили, сильнее войны. И всё в мире возвращается на круги своя. "Да, я знаю, - отвечаю ему, знаю, родной! И вообще я очень люблю июльский полуденный город, когда воздух в сквере похож на расплавленное стекло, в котором  покачиваются едва заметно зеленые пластинки листьев. Город нашей встречи, нашей надежды, наш с тобой город!"