Гусейнова Юлия Валентиновна
Несчастье с
Настасьей
- Фронт совсем рядом! Как же неспокойны
стали ночи... С каждым разом вой и
уханье разрывов на шоссе доносились
все громче, и Настасья то и дело
вываливалась из хрупкого сна. Лежала с
открытыми глазами в душной темноте
избы, прислушивалась к тихому сонному
детскому дыханию, сама вздыхала
глубоко и осторожно устраивалась
поудобнее, насколько позволял большой
живот. Но только начинала уплывать в
полудрему - как опять вдалеке
сотрясался воздух, и глаза сами собой
открывались. К утру Настасья совсем
изводилась, словно и не спала
нисколько. Кое-как поднимала себя с
постели и, держась одной силой воли,
плелась на работу. С наступлением
холодов к обычным занятиям колхозниц
прибавилась заготовка дров, и только
эта тяжелая работа на морозе наконец-то
прогоняла сонливость. Но на смену ей
приходила усталость, окутывала все
тело Настасьи, будто тесный пудовый
тулуп, давила на плечи, песком саднила
в глазах. Рваного ночного сна не
хватало, чтобы разомкнуть эти цепкие
объятия хоть на несколько часов, и
оттого весь день Настасью пошатывало,
будто хмельную. Когда к вечеру она
добиралась до дома, всю дорогу мечтала
лишь об одном: прикорнуть хоть на
минутку. Вот, казалось бы, только
донести до подушки гудящую голову - и
забудешься... Ан нет! Желанный сон не
шел, хоть тресни, приходилось вставать
и через силу возиться по хозяйству.
Сама, все сама, если не она - то кто же?
Помощи ждать не от кого. Мужа Ванятку
проводила на фронт еще в июле, вместе с
другими матушинскими мужиками.
Осталась с семью птенчиками мал мала
меньше, еще и восьмой на подходе - если
бы старшие не старались как-то
пособить маме, и вовсе было б не
сдюжить. Старшие дети с конца октября
не ходили в школу, только одну
четверть и успели отучиться, а потом
занятия прекратились: враг подошел
уже слишком близко.
- Стоило Настасье подумать про
это "близко", как тут же
показалось, будто совсем рядом - кто-то
чужой и страшный. Она поморгала
слипавшимися на морозе ресницами,
огляделась - нет никакого чужака, она
одна со старшими на огороде. В этом
году долго не было снега, вот только
день-два, как слегка припорошил - а
холода ударили резко и зло, земля
промерзла и с трудом поддавалась
ударам лопаты. А сил от голода и
недосыпа совсем не стало, копнешь два-три
раза - и перехватывает дыхание,
звенящая пустота разливается в голове,
белая и пузыристая, что парное молоко.
Настасье казалось, дерни она
неосторожно шеей - и белая муть
расплещется, хлынет через веки и
ноздри, удушит... Кое-как закончила
грядку и позвала детей в дом, стала
собирать на стол. Остановилась
передохнуть у окна, прижавшись лбом к
мутному холодному стеклу. Постоять
вот так немного, только голова
кружиться перестанет - и лезть в
погреб за картошкой. Спасение, что год
на нее выдался урожайный! Хлеба дети
не просили уже давно, просили картошки
и каши. Из промерзшей крахмалистой
картошки приладились делать "ситный"
- несколько картошин мелко рубили и
вымачивали сырыми, несколько -
отваривали и смешивали с получавшейся
мучнистой массой. Вкус, конечно, куда
там до настоящего ситного хлеба, да уж
не до жиру...
- Стоило Настасье подумать о еде,
как ее затошнило и повело, еле успела
удержаться за стену.
- - Мамочка, что с тобой? -
зазвенели слезы в голоске дочки
Машеньки. - Ты заболела?!
- Настасья заставила себя
улыбнуться, погладила русую головенку:
- - Ништо, родная! Не пужайся... То
малой растет, силенки в себя собирает,
а от мамки утягивает.
- Маша втихаря показала
будущему братику кулак, будто он мог
его видеть, а вслух сказала:
- - Мы сами за картошкой слазим,
тебе же трудно!
- Настасья согласно кивнула и
принялась раздувать самовар.
Вспомнила, как стояла вот так же в
конце лета, а мимо окон, спотыкаясь,
брели беженцы. Все пешие, только
изредка проезжали подводы. Настасья
вместе со всеми помогала несчастным,
чем могла, часто давала приют на ночь
или две, делилась нехитрой трапезой.
Уж и наслушалась она тогда, ох,
наслушалась!.. Бежали из Смоленщины.
Рассказывали скупо, но такое, от чего
все сердце изныло. А теперь вот и самим
враг в спину дышит... Неужели и ей
придется бросить дом, бежать с детьми
по холоду и голоду в Москву?! Да ведь и
не дойдут же...
- От невеселых мыслей отвлек
неожиданно близкий гул мотора. Кто-то
летит - наш или фриц?! Настасья
обернулась к окошку. Где он, не
разобрать?.. Да вот же, вверх смотрела,
а он вон как низко! Вроде наш...
- Внезапно грохнула очередь, и
будто кто когтистой лапой впился в
живот. Пол поплыл из-под ног. Настасья
смотрела отрешенно, будто со стороны,
на осколки стекла, разлетевшиеся по
всей избе, на пробитый насквозь
самовар, огромную прореху в своем
платье и собственные руки, бессильные
зажать страшную рану, на быстро
промокавший кровью подол... Все
смешалось в голове - и горькое
недоумение, и отчаяние - не уберегла
дитя нерожденное, и мысль, как вовремя
остальных отправила в подвал... И
откуда-то сверху валом обрушилась
пустота, теперь уже черная.
- * * *
- Анастасия Пахомова стала
первой жертвой войны среди мирных
жителей Матушкино. Она погибла 25
ноября 1941 года. Краевед Борис
Васильевич Ларин, очевидец
случившегося, в то время девятилетний
мальчик, в воспоминаниях 1995 года пишет:
"...в небе над деревней появился наш
истребитель, но почему-то начал
обстреливать дома из пулемета. То ли
наш летчик перепутал линию фронта, то
ли фашисты использовали наш самолет"*.
Он рассказал также, что оружие в этом
самолете было заряжено разрывными
пулями, а не обычными. В другом доме -
где, по счастливой случайности, никто
не погиб - эти пули почти надвое
развалили стол.
- ------------------
- * Ларин Б.В. Там, где погиб Неизвестный
солдат.-В кн.: В сорок первом на сорок
первом: Труды Зеленоградского музея/Комитет
по культуре Москвы. Государственный
Зеленоградский историко-краеведческий
музей.-М.,Зеленоград:Зеленоградский
ОБЫВАТЕЛЬ,1995.-С.122.-(Очерки истории края.
Великая отечественная война на
территории края)
|